Спасибо, что живой. Александр Соловьев, 2020

Когда мы спустились с Джантугана в 2009 году (здесь есть эта история), немного отоспались, и решили, что мы очень крутые альпинисты и вполне способны идти на Ушбу зимой. Зимой 2009/2010 мы пошли на гору, но за два дня, по пояс в снегу, дошли только до ледника. Этот выезд закончился «Историей 3700» и Эльбрусом.

Но мечта осталась. Конец февраля 2018 года. Мы с Максимом Купцовым едем на Ушбу. План прост и красив – акклиматизируемся на Эльбрусе и потом играючи проходим классическую четверку на Ушбу. На Эльбрусе болела голова и тошнило. Махнули в Сванетию, огибая Кавказский хребет и коров. Потусили в Местии, заявились у спасателей, и выдвинулись на подход к Ушбе. Машину оставили перед Мазери, у пограничников. Пограничники сказали, что где-то наверху несколько дней ходят два француза. Погода звенела, душа пела, в наушниках играет «Мама ну не виноватая я», ноги шли, рюкзаки неслись. Снег становился глубже. Мы достали снегоступы. В районе водопадов начался крутой набор по лавинному конусу, а затем косой траверс по снежным доскам. На траверсе снегоступы пришлось снять. Хорошо, что французы следы оставили. Плохо что темнеет. Палатку ставить негде, сплошные доски. За очередным бугром обнаружилась широкая мульда, слева защищенная скалами, а справа был край моренного вала с обрывом («ружье на стене»). В мульде стояла палатка, в которой было что-то французское. Мы направились к палатке. Французское вышло из палатки и представилось Сержем и Жан-Мишелем (Жан-Мишель это один человек, то есть французов было действительно два). Макс сразу спросил: «Бабы есть?». Французы погрустнели и опустили головы. Баб, говорят, нет, есть абсент. Мы решили, что мульда вполне безопасна (французы мимо не каркнут), и пристроили свою палатку рядом. Вечером началась дружба народов, с обменом спиртными напитками и салом. Французы пребывали в мульде с раздумьями, идти ли на Ушбу или еще постоять… Мы не раздумывали, и на следующий день очень бодро стартанули дальше. Пройдя 50 метров, мы решили сделать дневку, так как после вчерашнего ноги идти по колено в снегу не хотели, а рюкзаки как будто бы сделались в два раза тяжелее. Голову посетила гениальная мысль – объединиться с французами (а они самого Николая Тотмянина знают!), оставить палатки и половину снаряжения, выйти вчетвером на 3800, налегке, но уже завтра, вырыть пещеру, и оттуда жбахнуть на Ушбу. Мы вернулись взад на 50 метров чтобы обрадовать французов открывшимися для них перспективами. Они не сразу согласились конечно. Пришлось их уверить, что на 3800 точно будут бабы, надо будет только немного покопать снег.

Вечерком по спутнику связались с Кожуновым, мол, все в порядке, осталось чуток. Решено было выходить в 5 утра. Весь вечер шумели лавины. Кажется, что на палатку прям идут. Ну я себя успокаивал: «Не ссы, это не твоя! И вообще тут безопасно. Сойдет или справа, или слева». Проснулись в 4, слышим, что-то стучит и шуршит по палатке. Оказалось, что идет мощный снегопад, а Серж отряхивает нашу палатку от снега. Слышу русскую фразу с французским акцентом: «Погода кабздос! Я ведь правильно сказал?» (не кабздос конечно, но тут же дети!). Выглядываю из палатки – темно, метет, снегоступов, вечером торчащих из снега на полметра, не видно. «Да» - говорю – «Правильно. Кабздос». Решили пока не ходить. Очередной раз я проснулся часов в 6 утра. Толкаю Макса, давай, мол, чайку попьем. Он говорит, мол, сдурел чтоли, дай поспать. Я решил надеть линзы и спать дальше. Типа, мало ли что, а я уже в линзах. В следующий раз я проснулся от удара в голову, после которого палатку сложило под массой чего-то не очень мягкого и очень тяжелого. «А вот это твоя!» - подумал я – «И линзы не зря одел!». Сколько было времени, я не посмотрел… По вестибулярным ощущениям было наверно похоже на состояние кошки, которую стирают в машинке. По физическим – как будто меня толпой пинают ногами в определенном направлении. Ну, думаю, щас помирать буду. Тока пока не понятно, медленно и мучительно или легко и быстро. Потом был короткий полет – это нас докатило до края моренного вала (вот и выстрелило «ружье»). Потом была смена декораций – я сижу на снегу, вокруг кровища и горы. Я ничего не понимаю – где я, кто я, что происходит. Как-то отстраненно, как во сне, вижу как Макс откапывает одного из французов – Жан-Мишеля. Тот оказался воткнут в снег по диагонали вниз головой, только пятки торчали. Ничего не понимаю. Какое-то критическое осознание происходящего вернулось через несколько минут. Я почему-то частично одет. И чья кровь вокруг? Оказалось, что Макс нашел часть вещей, давал их мне, и говорил надевать. Я этого вообще не помню. Кровища оказалась моя с разбитого лица. Я попытался встать, но сразу упал, почти потеряв сознание. Сильно болели спина и колено. Ботинок на ногах не было. Вокруг валялись вещи, куски палатки. Большой кусок французской палатки забросило на контрсклон. Я посмотрел на высотомер на часах – ложились спать на высоте 2550 м, очнулся я на 2450 м. Нас сбросило на ледник. Думаю, что лишь из-за этого склона мы остались живы, так как нас выбросило из лавины благодаря падению. Перемещаться я мог ползком только. Пополз к Максу и французам. Макс откопал Жан-Мишеля уже фиолетовым. Он мог только лежать и слабо разговаривать, ног не чувствовал, и одной руки. Серж тоже не мог ходить, только сидел. Макс нашел один мой ботинок, и три французских. Он надел пару французских (кроме него никто ходить не мог), выкопал яму в снегу, сволок нас в кучу, и укрыл вещами которые смог найти. Наш спутниковый телефон не обнаружился. Видимо, он где-то под снегом, как и большое количество вещей. Зато обнаружился спутниковый у Сержа. Серж никак не мог связаться по нему с кем-то. Я забрал у него телефон, и нажал большую красную кнопку. В трубке со мной по-английски поздоровались. Я говорю: «Нам кабздос!». Но тут видимо спутник улетел, и больше красная кнопка не помогала. А волшебных номеров телефонов никто не помнит, они были забиты в наш телефон (который под снегом). Я вспомнил телефон бывшей девушки. Это было не сложно. Надо от моего только восемь отнять. Жить охота, звоню. «Таня!» - говорю – «Нам кабздос! Нужен вертолет!». А она – «Алло! Алло!». Не слышит похоже. И трубку повесила. Тут я заприметил свой спальник, который лежал порванный выше по склону. Вспомнил, что в спальник я клал сотовый. Макс сгонял за спальником, я достал сотовый, смотрю, даже связи немножко есть! Но звонок не проходит. Пробую зайти в контакт, чтобы запостить ивент, но также терплю фэил. Чтож, пришлось по-старинки, отравлять СМСки Кожунову. Пишу мол, нам кабздос, мол, помираем, спасай как хочешь, хеликоптер, и положи 5000 р на баланс, а то обидно будет сдохнуть из-за минусового счета на сотовом. Кожунов пишет, я, мол, сплю, позвоните попозже. Шутка. Погода была не очень. То туман налетит, то улетит. То ли летно, то ли нет. Макс забрал оба телефона и пошел вниз за спасателями. Мы остались лежать в яме. Хотелось пить. Смотрю – лежит лимонад! В бутылке, желтый. Видать французский. Беру бутылку, спрашиваю Сержика, можно мол попить. Он головой мотает. «Пи-пи», говорит. Тут я понял, что французский лимонад не в моем вкусе. Тона не те. Сидим. Решил я сморкнуться. Зажал, значит, одну ноздрю, и дунул через другую. И тут почувствовал, что выскакивает не из носа, а глаз. Может и не выскакивал, но ощущение были те еще. Глаз я зажмурил, даже рукой придавил на всякий случай. Думаю, открывать или нет. А вдруг выпадет? Ну, думаю, открывать рано или поздно придется, и, чтоб сразу не выпал, поднял голову вверх и потихоньку разжмурился. Глаз видит. Потихоньку голову опустил – не выскакивает. Ништяк, думаю, ток сморкаться теперь непонятно как. Потихоньку ползать стало лучше, даже немного получалось ходить, несколько шагов. Надел я один ботинок от француза, второй был мой. Ну, думаю, вертолет наверное не прилетит. А на завтра пургу обещали. Завалит лавиной нас на леднике. То ли ползти вниз, то ли сидеть с Жан-Мишелем. Сложный моральный выбор. Тут Жан-Мишель, будто прочитав мои мысли, простонал: «Спасибо что не уходишь». Зараза. Ну, думаю, до утра посидим, а там он поди помрет, и поползем с Сержиком вниз. Компромисс типа с совестью. Сидели мы сидели. Потом еще сидели. Слышу – чух-чух-чух – вылетает вертолет. Я обрадовался. Французы тоже оживились, подумали, наверное, что баб везут. Вертолет приземлился за бугром, и через минуту взлетел и улетел вниз. Сука, как говорит Руслан. Как же так, думаю, а мы? Тут из-за бугра показались три человека, на скитурах, крутые. Подъехали они к нам, запаковали Жан-Мишеля, вызвали по рации вертолет. Он прилетел, загрузили одного Жан-Мишеля, так как места мало, вертолет внутри не больше жигулей. Ждем следующего рейса. Спасатели говорят, ползите на середку, к вам в яму вертолет не сядет. Доползли мы, сидим. Прилетает опять вертолет, а вместо колес то у него санки какие то, и вот он этими салазками чуть на голову Сержику не сел. Пришлось мне спасать Сержика. Обидно бы было наверное выжить после столкновения с лавиной и потом двинуть кони от столкновения со спасательским вертолетом. Сели мы с Сержиком в кабину, полетели. Ништяк, думаю. Но тут вертолет вылетел над водопадами и пилот решил лихо нырнуть вдоль стены. Ну все, думаю, опять помираем. Но нет, у верхушек сосен затормозил, и полетел низенько, к дождю. Прилетели мы в Мазери, потом вертолет сгонял за спасателями, и следующим рейсом нас перевезли из Мазери в Местию. Пересаживали нас из вертолета в скорую возле какого то отеля, у которого столпился народ и все снимали нас на телефоны. Звезда инстаграмма, подумал я. Вобщем привезли меня в больничку, морду зашили, ренгены поделали, все ништь говорят, сильно не помяло. А глаз говорю, чего выскакивает, когда сморкаюсь? Они говорят, не сморкайся, и будешь жить долго. Жан-Мишель сломал четыре позвонка. Серж сломал руку, ребра, стряс мозги. У меня тоже с головой не в порядке было. Соображал туго. Вечером пришла худенькая старушка, принесла мне гречку и компот. Гречку я не люблю. Старушка говорит, я, мол, всех альпинистов в больнице подкармливаю, у меня, мол у самой брат в горах в Италии погиб. Я спросил как брата звали. «Михаил Хергиани». Вот так вот через десятилетия я прикоснулся к великому альпинисту. Гречку конечно съел без разговоров. Жан-Мишеля ночью забрали в Тбилиси, на самолет во Францию. Его страховая компания подсуетилась.

Мне на следующий день сказали чтоб ехал в Тбилиси, там дообследовался. Поехали в Тбилиси. Каждая кочка отдает болью в спине. Полежал ночь в больнице в Тбилиси, где меня попихали в разные аппараты и сказали что позвоночник тока ушиб, коленка пройдет, а глаз пытался выскочить потому что глазница сломана. Ну и сотряс. Но тебе, говорят, мозги ни к чему, все равно не пользуешься. Домой я решил лететь на самолете, страховая башляет. Машина – это пытка для спины. В больнице не кормили, Макс приносил какие-то батончики, но жрать все равно хотелось. В самолете попросил дать мне пожрать побольше, взглянув жалобно на стюардессу своей побито-зашитой мордой. Покормили меня от пуза. Даже на пересадке в Пензу, когда я почти опоздал на регистрацию, мне выделили отдельную стойку регистрации, подальше от нормальных людей.

О том, как Антон Кожунов и Андрей Андреев организовывали спасательные работы в Грузии из Пензы, они расскажут лучше.

В мае того же года Макс вернулся на место нашей ночевки и нашел мой второй ботинок.

С Жан-Мишелем переписываемся. Он теперь инвалид.

В прошлом году я хотел взойти на Ушбу в летнее время, но на леднике не смог даже уснуть. Было очень страшно идти на эту гору, и мы развернулись. Подвел я Серегу Косогорова.

Ну, может быть еще не все потеряно и Ушба когда-нибудь меня пустит.